Во всем этом инфернальном маразме меня пугает одно. Все точно так же, как и было. Словно не было этой отчаявшейся маленькой девочки, вцепившейся в кошку и зовущей на помощь в какой-то северной глуши. Все вернулось на свои исходные позиции.
Смотри, это я в полном бессилии смотрю на все это и отчаянно пытаюсь исчезнуть. А это я сгибаюсь от боли пополам, потому что раздирать себя ногтями мне уже не помогает. Исходная точка настолько исходная, что ты почти приблизилась к своему кумиру детства.
Колесо вины и долга перед родиной скоро переломает мне позвоночник.
Я тот самый грустный ослик Иа, который всем портит праздник. Либо ты готов слушать треск костей моего здравомыслия, либо беги, беги к чертовой матери. Эти несколько несчастных, взваливших на себя бремя моего отчаяния, страшные люди. Если они выносят меня сейчас, они вынесут что угодно...

...грустный ослик смотрит, как в горшочке с медом тонет лопнувший шарик. И дело ведь не в том, что шарик лопнул. У меня вообще этого шарика быть не должно было в принципе.
Пока я снова маленькая грустная девочка, застрявшая в чужой жизни и планах, воплю, срывая голос, и ною в дружеские жилетки, меня снова жрет одна и та же мысль.
Давай, вдохни поглубже, выдохни и скажи это громко вслух.
Я заслужила свой воздушный шарик ничуть не больше, чем они.

Все вокруг так трясутся со мной, как с ценным грузом, я ною, что мне все еще мало внимания.
Я на этой вечеринке из вежливости, и пригласили меня тоже из вежливости. Вежливо надеялись, что я откажусь, а я вежливо не смогла сказать нет. И теперь я вежливо жду, когда можно будет сбежать, чтобы никого не обидеть. Проклятая моя неконфликтная вежливость.